Татьяна Круглова: «Мы живем в мире, преобразованном идеями, рожденными в первой трети XX века»
В конце апреля в Институте социальных и политических наук пройдет масштабное событие – Конвент «Модернизация обществ и множественные модерности». В этом году в нем заявлено две конференции, а также Молодежный конвент. Одна из них посвящена феномену авангарда как культурному и антропологическому проекту. О конференции и исследованиях в этой сфере нам рассказала профессор департамента философии Татьяна Анатольевна Круглова.
— Татьяна Анатольевна, расскажите, как пришла идея проведения именно такой конференции?
— История совершенно определенная. У нас на кафедре работает преподаватель – Лариса Пискунова. Она со своими двумя коллегами – Людмилой Старостовой и Игорем Янковым несколько лет назад увлеклась историей Городка чекистов. Вместе они подготовили выставку и стали собирать материалы – постепенно из простого интереса к конкретному памятнику конструктивизма стало «волнами» расходиться знание о том, что это все было создано в рамках авангардной утопии, определенных социальных проектов и практик. Так, проект разрастался в самые разные стороны: в антропологию, социологию, историю архитектуры. В течение года коллеги сделали несколько выставок, выступили с докладами на научных конференциях, и когда был объявлен конкурс на подачу заявок на конвент они вышли с предложением провести международную конференцию по этой проблеме.
— Спасибо. Скажите, а идеи, которые положены в основу проведения этой конференции – насколько они подхватываются учеными, в обществе в целом? Или это тема очень узкая, экзотическая, необычная?
— Напротив, на первый взгляд она может показаться заезженной, потому что в мире проходят десятки конференций по авангарду. У нас, конечно, именно русский, советский авангард, но в мире очень хорошо знают и о нем. Специалисты по советскому авангарду есть во всех уголках земного шара: и в Америке, и в Европе (как часто это бывает, за рубежом тема изучается основательнее и подробнее). С одной стороны, найти людей, которые так или иначе знают про авангард, изучают и экспонирую его, читают о нем лекции в учебных курсах, можно. Но, с другой стороны, когда мы начинаем искать более точечно (например, теоретические основания конструктивизма или малоизвестные региональные версии), то, конечно, количество специалистов резко сужается. Уже приходится искать специалистов по публикациям, а когда начинаешь читать вал статей, то часто возникает впечатление, что многие переписывают известное, и становится понятно, что дефицит новых идей существует. Честно говоря, всегда интересно делать конференцию, когда обнаруживается такой дефицит: или материала, или теоретических концепций. Как раз наша конференция предполагает, что мы должны найти новые теоретические подходы, способы описания и малоизученные объекты.
— А как Вам кажется, людям, далеким от науки и искусства, эта тема интересна?
— С одной стороны, основная масса не подозревает, насколько мы в конце XX – начале XXI века живем в мире, преобразованном теми идеями, которые были рождены в первой трети XX века. Мы даже не подозреваем, насколько они имели далекий отклик! Мы живем в мире форм, к разнообразию которых относимся как норме, постоянно выбираем бытовую технику, мебель, одежду – этого перманентного выбора бесконечно обновляющегося мира цвета, фактуры, формы не было бы без авангардной подпитки. Самого представления о том, как действует простая форма, чистый цвет, как работает формообразование, – это все обосновано в 1920-е годы. И во многом именно советские деятели культуры были пионерами этого процесса. Понятно, что рядовой житель большого города привык к тому, как выглядят окружающие вещи, как организовано пространство, он даже не задумывается о том, что кто-то это когда-то придумал. Авангардисты иногда могут казаться утопистами или фантазерами, потому что их проекты и формотворческие идеи очень часто оставались на бумаге, но необходимо говорить и о довольно большом сегменте их реализации. Поэтому даже жителям нашего города периодически приходится напоминать, что Екатеринбург является третьим городом в России по количеству памятников конструктивизму.
Наша система образования имеет огромные разрывы. С одной стороны, люди очень ценят то, что было очень давно – поэтому, когда они приезжают в Рим, идут смотреть Колизей. Но понимания того, что XX век – уже во многом история, и там тоже есть свои культурные пласты – этого в массовом общественном сознании нет. Вот, например, любому горожанину понятно, зачем сохранять наследие классицизма XVIII века. Ему действительно будет жалко, если снесут церковь на Вознесенской горке. Но когда, например, сносили Пассаж – здание архитектуры первой половины XX века – многим людям казалось, что это здание устарело по своим функциональным и стилевым качествам, и ничего страшного не произойдет, если оно будет заменено на другое, с аналогичной функцией. Они любят современную архитектуру, они так воспитаны, и это совершенно понятно! Должно стоять что-то «как бы современное», блестящее, с улучшенной функциональной начинкой. И поэтому отношение к архитектуре начала XX века, 1920-30-х годов до сих пор неопределенное, дискутируется с точки зрения своей ценности. В этом смысле даже само понятие «авангард» воспринимается очень странно, потому что чаще всего его понимают как некое экспериментальное искусство, которое имеет герметичный эстетский характер или нужно для узких специалистов: вот что-то Малевич нарисовал, мало кому понятное, или кубизм какой-нибудь, пусть это висит в музеях, никто не против. Соответственно, под словом «авангард» понимается что-то очень элитарное или очень узкоспециальное – как иногда говорят, не для простого народа, не для демократической широкой публики. На самом деле, все замыслы авангарда, все его проекты были направлены на то, чтобы изменить мир, причем в массовом и повсеместном порядке.
— Татьяна Анатольевна, расскажите о своем собственном исследовании, результаты которого будут представлены на конференции.
— Я – теоретик, не специалист в отдельном виде искусства. Тема моего доклада будет связана с постановкой вопросов, которые, как мне кажется, раньше или редко ставились по отношению к нашему авангардному наследию, или специалисты отвечали на них не вполне удовлетворительно. Мне бы хотелось поговорить о социальных эффектах тех авангардистских проектов, которые были в 1920-30-е годы. Сама постановка вопроса о социальном эффекте любого вида искусства или любого направления в искусстве мне кажется очень интересной. Мне кажется, ее всегда избегают те, кто занимается историей искусства: обычно изучается какой-то стиль с точки зрения его формальных особенностей, художественных приемов. Однако, искусство как инструмент преобразования мира, которое может менять социальную жизнь, отношения между людьми, создавать какие-то новые социальные практики, или даже новые социальные проекты – так вопрос до начала XX века не ставился. А вот начиная с авангарда, он ставится во главу угла. Художники-авангардисты перестают ощущать себя художниками, то есть теми, кто занимается только духовной деятельностью. Они хотят менять мир каким-то другим образом, не так, как это делали до них – например, идут на производство, в политику, еще в какие-то области жизни, которые не были традиционно связаны с искусством. Они хотят, чтобы то, что они делают, имело бы какой-то практический, осязаемый результат. И художник придумывает идею совершенно нового города! Это будет город, который не будет походить на все другие исторические города – может, его даже городом нельзя будет называть, может, дома будут летать, как у Малевича. Авангардист создает что-то вроде чертежа/схемы/модели будущего города – и это совершенно новая задача. Авангардисты устремлены в будущее, но мало кто занимался ответом на вопрос, а что же у них получилось? Условно говоря, внедрение замысла в жизнь. Возникает много вопросов: во-первых, большинство их замыслов, как многие люди считают, вообще не поддаются внедрению, как, например, летающие города-спутники того же Малевича. Во-вторых, множество проектов действительно не было реализовано, и мы не знаем, как оценили бы их пользователи. А многие думают еще и так: слава богу, что эти проекты не сбылись, потому что настолько уж они были фантастические, настолько невероятные…
— Татьяна Анатольевна, на Ваш взгляд, насколько молодые студенты, аспиранты, магистранты интересуются этой темой? Например, в ИСПН.
— Про весь институт точно не могу сказать, хотя заявки к нам на конференцию от магистрантов и аспирантов приходят. Общая тенденция такая: наши студенты активно интересуются современным искусством. Когда я начинала работать на кафедре, в 1980-1990-е годы студенты часто выбирали темы курсовых и дипломных работ, восполняя свои пробелы в образовании (по классицизму, барокко, средневековому искусству). По современному искусству, по массовой культуре почти ничего не писали. Сейчас ситуация другая. В последние годы мы во многом идем навстречу студентам, потому что для них совершенно нормально узнавать про тот мир, который их окружает – они пишут и про комиксы, и про компьютерные игры, и про современное кино, и цифровые технологии в искусстве и культуре.
Авангард – тема очень интересная. Потому что если мы не погрузимся в авангард, то мы многого не поймем в современном искусстве. И поэтому многие работы по современному искусству невозможно писать грамотно, не обращаясь к теме авангарда. Саму тему авангарда 1920-х годов студенты практически не выбирают, они ничего про него не знают. Поэтому нам приходится их специально мотивировать, предлагать, подсказывать.<s> </s>
— Какие перспективные темы Вы видите в этой сфере?
— Среди гуманитарных наук сегодня активно развивается антропология. И когда мы подходим к авангарду антропологически, с точки зрения интереса к трансформации понятия человеческого – эмоциональной жизни, привычек, способов реагирования на перемены, составление жизненного сценария, - то обнаруживаем, что авангард был очень сильно вовлечен в эту проблематику. Авангард – это создание нового человека, а не только производство новых красивых вещей, строительство архитектурных сооружений … это все прикладные вещи. Больше всего авангард занимало то, что мы получим с помощью новых практик и проектов – создадим нового человека, более совершенного. Человека, который ничего не будет бояться, который будет менять мир.
На Конвент, например, приедет Игорь Чубаров, который докторскую диссертацию об авангарде и коллективной чувственности. Предполагалось, что вся сфера человеческой чувственности под влиянием революции изменится чрезвычайно быстро и сильно – эти люди по-новому будут взаимодействовать друг с другом. Это казалось невероятным, но современные исследования доказывают, что человек действительно изменился очень сильно. Конечно, не под прямым воздействием самих идей или художественных произведений авангардистов. Но многое было угадано верно. В этом смысле авангард очень близок к границам с психологией и с разного рода нейро- и био- технологиями. Современные ученые, которые изучают киборгов, роботов или анализируют характер влияния конвейера, цифровых технологий на способы восприятия мира, – фактически обращаются к вопросам, которые были сформулированы авангардом. Но пока здесь больше вопросов, чем ответов.
Мне кажется, интересно развивать антропологическое видение авангардных проектов. Традиционно авангард рассматривается как искусство, которое создало целый арсенал новых интересных приемов, технологий для самого же искусства. Здесь очень много сделано, хотя, безусловно, еще есть большие перспективы. А вот антропологическое содержание авангарда сложно изучать. Все время сталкиваешься с тем, что когда людям приходится смотреть на картины Малевича или кубистов в музее, они просто не хотят этого делать, у них сильное отторжение на бессознательном уровне. При этом, например, если им показать заставку к телевизионной программе, где кубики, квадраты и линии будут как-то красиво двигаться, они это воспримут совершенно естественно и психологически комфортно. Или, когда человек занимается веб-дизайном, оформляя свою курсовую работу, или делает какое-то поздравление своей любимой девушке – он пользуется совершенно нефигуративным искусством, геометрической абстракцией, например, и получает удовольствие. И эта проблема может быть осмыслена внутри антропологического взгляда. Это, конечно, требует междисциплинарных исследований, возможно, даже на стыке гуманитарного и естественнонаучного.
Создано / Изменено: 20 марта 2017 / 20 марта 2017
© ФГАОУ ВО «УрФУ имени первого Президента России Б.Н. Ельцина»
Увидели ошибку?
выделите фрагмент и нажмите:
Ctrl + Enter
Дизайн портала: Artsofte
Задайте вопрос о поступлении в институт:
+7 905 800 35 95 (только WhatsApp)
gumanitarii.priem@urfu.ru
Дирекция института:
пр. Ленина, 51, ауд. 237
Телефон: +7 (343) 389 94 12